Одна из актуальных тем, активно обсуждаемых в юридическом сообществе, — экономические последствия коронавирусного года. Вопрос, как международный бизнес справляется с пандемическими ограничениями и минимизирует риски, изучили и участники конференции.

По словам магистранта программы «Международное частное право» СПбГУ Никиты Лысенко, многие государства признали пандемию коронавируса обстоятельством непреодолимой силы. Так, с января 2020 года Китайский совет по содействию международной торговле выдал около 7 тысяч подтверждающих форс-мажор сертификатов, Министерство финансов Бельгии также признало нарушение цепочки поставок в результате вспышки коронавируса форс-мажором. В России соответствующий сертификат пострадавшей стороне может выдать Промышленная палата. Но государственного акта недостаточно, чтобы подтвердить невозможность исполнения условий договора. В случае наступления обстоятельств непреодолимой силы, подчеркнули юристы, сторона, не исполнившая договорные обязательства, должна доказать причинно-следственную связь между нарушением и форс-мажором.

Еще одной темой обсуждения, связанной с новыми явлениями в международно-правовой сфере, стало регулирование правового статуса криптоактивов. 1 января 2021 года вступил в силу федеральный закон от 31.07.2020 № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», который должен создать правовую базу для объектов блокчейн-технологий — биткоинов, NFT (невзаимозаменяемых токенов), криптовалют.

Как отметил студент СПбГУ Артур Бруев, данное в законе определение цифровой валюты содержит неточность, поскольку позволяет признать любой криптоактив средством оплаты: таким образом, всякий код, если за него готовы предоставить услугу или товар, становится цифровой валютой, что приводит к сложностям в правовом регулировании отношений с участием электронных средств, список которых постоянно расширяется.

Мировой объем торгов NFT-токенами растет. Эта технология позволяет подтвердить право собственности на физический или виртуальный объект.

Однако российское законодательство ошибочно рассматривает NFT как финансовый инструмент, хотя его применение связано, в первую очередь, с хранением больших объемов информации, в особенности объектов интеллектуальной собственности. В NFT может быть записано художественное произведение и впоследствии продано на частных аукционах.

Как рассказали исследователи, в Калифорнии (США) легализовать и регулировать финансовые операции с криптоактивами позволяет принятый в 2014 году закон о легальных деньгах. Содержащийся в нем список цифровых валют открыт и постоянно пополняется новыми позициями в зависимости от популярности валют среди граждан. «Такой подход позволяет динамично реагировать на изменения в области электронной собственности и дает возможность сформировать единую правовое поле для эффективной коммуникации владельцев криптовалют и других участников экономических отношений», — отметил Артур. Сейчас перед международными органами стоит важная задача создания единого договора для государств по вопросу статуса криптоактивов и взаимодействия с ними, а также утверждения универсальной терминологии в сфере электронных экономических инструментов.

В круге других проблем, которые интересны молодым исследователям — участникам конференции, — регулирование товарных знаков, договоры морского права, специфика реализации международных норм в российской судебной системе и вопросы создания единого международного инвестиционного суда.